Странный мальчик - Страница 5

— Бабушка, — оживлённо произнёс ещё на пороге Коля, — скажите: существуем ли мы, или нам это только кажется, а на самом деле мы спим?

— Что такое? — изумилась бабушка, глядя на него во все глаза.

— Существуем ли мы, или нам это только кажется? — повторил он.

— Ступай лучше умыться, — скомандовала мать, — я тебя таким грязным к столу не пущу.

Против обыкновения Коля не стал противоречить и пошёл исполнять приказание.

— Умываемся ли мы? — с недоумением произнёс он, стоя перед умывальником и взглянув на меня, — или нам это только кажется?

Я начал тихонько дрожать.

— Должно быть, снится, — трепещущим голосом ответил я.

Мы переглянулись. В первый раз в жизни мне стало страшно от того, что я посмотрел ему в глаза.

— Глаза ли это? — пронеслось у меня с ужасом.

Я внезапно почувствовал, что мы стали чужими, далёкими…

— Брат? Что такое брат?

Ледяные струи поползли по моему телу. У меня завертелось в голове.

— О чём я думаю, зачем я это думаю? — упрекнул я себя, — ведь это Коля, Коля! Что такое Коля? А, может быть, мне всё это снится. Где это я теперь?

Я вздохнул и оглянулся. Коля уже намылил лицо и руки, и там, где были его глаза, лежали большие комки белой пены.

Я сделал умоляющий жест и как-то весь сжался.

— Это ты, Коля? — тихо спросил я. — Не будем говорить об этом, — прибавил я сейчас же.

— Не будем, — равнодушно ответил он.

Стало как-то очень скучно в комнате, и плеск воды раздражал, как будто кто-то царапал тело в одном месте не переставая. Мы молча докончили умывание и пошли в столовую. Там было темновато от полузакрытых ставней. Коля ещё раз спросил:

— Мама, живём ли мы, или это только сон, гадкий сон?

— Что это за глупые вопросы, Коля; вот, возьми яйцо.

— Это яйцо?

Он внимательно осмотрел его, точно впервые увидел; долго вертел в руках и, наконец, лениво разбил.

— Как будто яйцо, — тихо произнёс он, — а может быть его совсем и нет.

Он задумался и молча ел. Я осмотрел свой хлеб, попробовал его и спросил:

— Бабушка, это хлеб? Что такое хлеб?

Здесь я не так боялся и мне было легко.

— Да что это с ними сегодня?! — рассердилась мать. — Ешьте скорее. У Маши постирушка, и ей нужно дать прибрать.

Мы начали есть. Молча, без шума, без крика прошёл завтрак. Мать не могла надивиться нашей сдержанности.

— Вот такими, — произнесла она, обращаясь к бабушке, — я их обожаю. Как приятно, когда завтрак проходит без огорчений.

Мы не дослушали конца её рассуждений и отправились в свою комнату. Там Коля улёгся на кровати, а я сел у окна и стал смотреть на двор. На скале уже никого не было.

— Никого нет на скале, — с сожалением произнёс я.

— Я так и знал, — ответил Коля, — но мы пойдём к нему. Только бы мама об этом не узнала.

Потом мы молчали долго, всё думая о том же.

— Удивительно?! — произнёс, наконец Коля.

Я живо обернулся и сейчас же пересел к нему.

— Что ты, Павлуша, думаешь о нём?

— Мне жаль, что Стёпа его ударил.

— Нет, не то, — с нетерпением оборвал он меня, — живём ли мы, или это нам кажется, а мы спим. Что такое жизнь, Павка?

Я не мог сразу ответить на этот вопрос, молчал и думал.

— Жизнь, — сказал, наконец, я, — жизнь это… жизнь. Как странно, Коля, что мы никогда об этом не думали…

— Я бы у учителя спросил, — отозвался он, — но наверное и тот не знает. Странный Мальчик умнее всех их. Учитель интересуется, выучил ли я басню, решил ли я задачу. Задача? За-да-ча, — повторил он раздельно, — разве это имеет какой-нибудь смысл? Но ведь тогда и учителя нет, и если он мне является во сне, то только, чтобы спросить или объяснить задачу. Как же человек, который мне снится, может знать, что такое жизнь?

— Мне страшно, Коля, — дрожа выговорил я, хватаясь по обыкновению за него.

Он каким-то странным взглядом смерил меня и вдруг засмеялся:

— Но ведь и ты, Павлуша, сон мой; почему же мне жалеть, что ты боишься.

— Коля, перестань, я боюсь! говорю тебе, мне страшно. Всё это неправда. Ты Коля, а я твой брат и папа наш, а другое, может быть, и сон. Но мы, мы не во сне, мы на самом деле. Не говори больше, Коленька. Вот я держу тебя за руку. Ты чувствуешь, что я держу её. Нельзя много думать. Странный Мальчик нас обманул. Ах, зачем мы его слушали, — вырвалось у меня с тоской.

— А что, — вдруг произнёс Коля, следя за своей мыслью, — а что если и Странный Мальчик наш сон? Что Павлуша? Как ты думаешь? Вот так ловко вышло!

Он засмеялся успокоенным смехом, и я с радостью в душе, но со слезами на глазах, стал улыбаться.

— Значит, — решил Коля, — так. Его нет — он наш сон, и рассказал он нам, что нас нет, а мы ему снимся. Что… Я ничего уже не понимаю…

Он внезапно перестал смеяться и замолчал. Также внезапно он прижался ко мне и тихо шепнул:

— Я боюсь, Павлуша!.. Я смертельно боюсь, милый мой. Кто сон: он или я, или мы все — сон? Может быть есть какое-нибудь могущественное существо, которое спит теперь и все мы — с папой, с горой — снимся ему…

Как будто длинная и холодная игла прошла сквозь меня от головы к ногам. Не ужас, а что-то большее, не счастье, а что-то бесконечно ослепительнее, испытал я при звуках этого родного жалобного голоса.

— Пойдём к маме! — вскричал я, — пойдём, где светло, где люди. Я не хочу, чтобы мы здесь оставались. Пойдём, пойдём!!.

И мы с диким воплем выбежали из детской…

Но я ошибся. Мы долго не забывали этого, и многие годы подряд нет-нет и — эти сумасшедшие мысли приходили и беспокоили. Они приходили, наводили безумный страх, мучили, терзали меня и исчезали так же неведомо, как внезапно приходили.